Приветствую Вас, Гость
Главная » Статьи » КЛАССНЫЙ ЧАС

Ю. ЯКОВЛЕВ "РЕЛИКВИЯ"

Юрий ЯКОВЛЕВ

Реликвия


 На исходе прозрачного апрельского дня к бабе Настасье пожаловали незваные гости. Подталкивая друг друга и спотыкаясь о высокий порожек, в дом вошли ребята.

 — Здрасте!

 Гости смотрели на хозяйку, а хозяйка смотрела на влажные штемпеля, которые гости наставили на чистых половицах, и недовольно прикидывала, что после ухода честной компании придется браться за тряпку. Баба Настасья поджала губы и спросила:

 — Чего надо-то?

 Стоявший впереди других скуластый парнишка в высоких сапогах — он больше всех наследил, паршивец! — тут же отозвался:

 — Реликвии есть?

 Баба Настасья непонимающе уставилась на него и спросила:

 — Старые газеты, что ли?

 — Старые газеты — это макулатура, — тут же пояснил соседский мальчик Леня. — А нам нужны реликвии войны.

 — Может быть, у вас есть штык или немецкая каска? — спросила стоявшая в дверях конопатенькая девочка в платке, соскользнувшем на плечи.

 — Нет у меня немецкой каски. И штыка нет, — призналась баба Настасья.

 — Она не воевала, — пояснил соседский мальчик Леня, который на правах соседа выступал как бы в роли посредника. — У нее муж воевал.

 — Может быть, красноармейская книжка, пробитая пулей, хранится? спросил скуластый мальчик; судя по всему, он был в этой компании старшим.

 — Или пилотка со звездочкой? — сказала конопатенькая.

 Баба Настасья покачала головой.

 — Плохо, — сказал старший.

 — Плохо, — подтвердил соседский Леня.

 Ребята переглянулись, засопели, затоптались на месте, не зная, уходить или еще что-нибудь спросить. И тут девочка сказала:

 — Фото тоже годится.

 — Годится! — обрадованно подхватил Леня: ему, видимо, очень хотелось, чтобы у его соседки бабы Настасьи нашлась хоть какая-нибудь реликвия, пусть фото. И он, не дожидаясь ответа, посоветовал: — Баба Настасья, поищите за образами.

 — Нет у меня образов.

 Что за неудачная бабка! И образов у нее нет.

 — Когда нет образов — прячут за зеркалом! — не отступал Леня. — Зеркало у вас есть?

 — Зеркало есть. — Баба Настасья исподлобья посмотрела на ребятишек. Ходите тут без дела, полы пачкаете!..

 — Мы не без дела, — обиженно пробурчал старший, косясь на свои высокие грязные сапоги, — мы собираем музей войны.

 — Великой Отечественной войны, — уточнил соседский Леня.

 Такой поворот дела озадачил бабу Настасью. Она поднялась со скамейки и оказалась очень крупной, широкой в кости, только спина ее не до конца разгибалась, застыла в каком-то вечном поклоне.

 — Есть у меня письмо с фронта. От мужа моего, Петра Васильевича, сказала она неуверенно, наугад. Само как-то сказалось. — Годится?

 — Что же он не прислал фото? — с тихим упреком отозвалась конопатенькая.

 Баба Настасья не расслышала ее слов. Шаркая ногами, подошла к комоду, стала искать письмо за зеркалом. И вскоре ребята увидели в ее руках какой-то бумажный треугольник. Старший протянул руку, баба Настасья исподлобья посмотрела на него и нехотя отдала письмо.

 Он покрутил странное письмо в руках и спросил:

 — А где конверт с марочкой? Потерян?

 — Ничего я не теряла! Разве тогда были конверты и марочки?

 Треугольник, полевая почта, печать. Вот и все дела.

 — Не было тогда конвертов и марочек, — принял сторону бабы Настасьи соседский Леня.

 Но остальные отнеслись к словам старухи с недоверием: потеряла, старая, а теперь выдумывает. Они были убеждены, что раз есть письмо, то был конверт и была марка. Опять наступило неловкое молчание.

 И опять конопатенькая спросила:

 — Муж был героем войны?

 Бабе Настасье надоело любопытство гостей. Она заволновалась, вспыхнула. Сердитой скороговоркой произнесла:

 — Никаким он не был героем. Давайте сюда письмо!

 — Подождите, баба Настасья, — примирительно сказал Леня. — Надо ведь почитать письмо!

 — Надо почитать, — поддержали его остальные, и вся честная компания направилась к окну, где было светлее.

 Письмо было коротким и простым. Вот что писал муж бабы Настасьи с фронта:

 — «Здравствуй, жена моя Настасья! С приветом к тебе твой муж Петр. Я покуда жив и здоров, чего и тебе желаю. Живу я неплохо.

 Курево выдают своевременно. Но вместо махорки — табак филичевый, безвкусный. Куришь, куришь — никак не накуришься. Разве что дым идет. Я второпях потерял запасную пару портянок. Повесил сушить, а по тревоге снялись — забыл сунуть в вещмешок. Теперь маюсь. На ночь постираю единственную пару, к утру они не успевают высохнуть. Приходится надевать сырые. Ноги преют.

 Мы сейчас больше копаем, чем стреляем. Копаешь, а от окопа пашней пахнет. И от этого родного запаха щемит сердце. А сколько еще провоюем не знаю.

 Кланяйся дедусе Ивану, всем родным и соседям.

 С фронтовым приветом, твой муж Петр».

 Когда кончили чтение письма, конопатенькая покачала головой:

 — Нет, это не реликвия.

 — Понимаете, баба Настасья, не реликвия, — с сожалением сказал старший. — Все про табак, про портянки. А клятвы нет.

 — Какой клятвы? — глухо спросила баба Настасья.

 — «Умрем, но не отступим!» — как по писаному сказал старший.

 Баба Настасья изумленно посмотрела на ребят.

 — Не хотел он умирать, — сказала она.

 — Поэтому и не реликвия, — тихо сказала конопатенькая.

 — Может быть, реликвия, — сказал соседский Леня, стараясь удержать товарищей, но ребята потянулись к двери.

 Старший хотел сложить письмо уголком, но не сумел. Так и сунул хозяйке несложенным.

 Ребята ушли, в доме стало подчеркнуто тихо. А баба Настасья стояла перед закрытой дверью с письмом в руке, словно только что приходил почтальон. Потом она подошла к столу и вдруг почувствовала тупую неодолимую усталость. Она тяжело опустилась на скамью и закрыла глаза. Может быть, задремала. Может быть, время прошло в забытьи. Но когда она открыла глаза, на дворе было уже темно. Баба Настасья встрепенулась, поднялась, зажгла свет. Она вернулась к столу, села на лавку. Перед ней лежало письмо. Она долго смотрела на листок, потому что знала письмо наизусть.

 Когда много лет назад письмо пришло с фронта, все бабы завидовали ей. Потому что никто давно не получал писем. А бабы были усталые и свирепые. Один раз чуть не прибили хромого почтальона.

 «Ты, хромой черт, без писем не приходи в деревню!» И долгое время на всю деревню было только одно письмо с фронта — Настасьино.

 На фронте была своя война, а в деревне — своя: надрывались бабы, когда вместо лошади впрягались в плуг. Стирали в кровь плечи, сбивали ноги, надрывали животы. Такая это была пахота, что в конце полосы в глазах становилось темно, и тяжелая кровь начинала звенеть в ушах, и падали бабы на землю, как солдаты под огнем.

 И вот тогда они требовали от Настасьи:

 — Читай письмо!

 Настасья, большая и сильная, поднималась на локте и хриплым голосом — в который раз! — начинала читать:

 — «Здравствуй, жена моя Настасья!..»

 И бабам чудилось, что в письме написано: «Здравствуй, жена моя Нюша!» или: «Здравствуй, жена моя Ольга!» Это их мужья здороваются с ними. Это их мужья были живы и здоровы. И не нравился им филичевый табак: «Куришь, куришь — никак не накуришься!»

 И не повезло с портянками: снимались по тревоге, забыли сунуть в вещмешок. Настасьино письмо грело серолицых, осунувшихся подруг, прибавляло им сил. И, снова впрягаясь в плуг, они говорили:

 — У них окоп пахнет пашней, а у нас пашня пахнет окопом.

 Поздно вечером обязательно кто-то стучал в окно Настасье:

 — Отвори!

 — Что тебе, соседка?

 — Дай почитать письмо.

 Письмо как бы стало общим, принадлежало всей деревне..

 Сидя над письмом в кружочке, высвеченном керосиновой лампой, соседка успевала и поплакать, и посмеяться, и утешиться, и утешить хозяйку.

 — Ты не расстраивайся из-за портянок. К зиме обязательно новые выдадут. Я знаю...

 И так продолжалось долго. Из других деревень приходили почитать Настасьино письмо. А мужа Петра Васильевича уже не было в живых...

 Сейчас это письмо лежало на столе перед бабой Настасьей, словно только что пришло от мужа. А раз пришло письмо — значит, он жив.

 Только очень далеко от дома. И пишет он, живой, про обычные житейские вещи: плохой табак и про забытые впопыхах портянки...

 Но потом бабе Настасье показалось, что она держит в руках не свое письмо, а чужое, полученное от живого мужа соседкой и данное ей на время, для утешения.

 Она отвела глаза от письма и увидела ребячьи штемпеля на половицах, но не рассердилась. Эти ребятишки вечно что-то собирают — то лекарственные травы, то колоски. Теперь они ищут реликвии.

 А письмо им не подошло, потому что им, ребятишкам, невдомек, что стояли твердо и погибали в бою и те, кто не писал: «Умрем, но не отступим!» Ну и слава богу, что не нужно детям это письмо, что живут они хорошо и не требуется им утешения. И теперь не бьют почтальона, и нет такого положения, чтобы на всю деревню была одна только весточка.

 Баба Настасья вздохнула. И аккуратно сложила старое фронтовое письмо по складкам, чтобы получился треугольник.

 Потом ей стало душно, и она заковыляла к двери. Вышла на крыльцо. Было уже совсем темно. В разных уголках густой мягкой тьмы поблескивали огни деревни.

 Тут хлопнула калитка, послышались голоса, и баба Настасья увидела три приближающиеся фигурки: это ребята возвращались за письмом солдата. Она вздохнула и почувствовала бесконечно родной и знакомый запах. Он проникал внутрь, разливался по телу, и с каждым вздохом бессилие старой женщины как бы растворялось, теряло свою гнетущую тяжесть. Это был запах сырой весенней земли — запах пашни, похожий на запах окопа. 

Категория: КЛАССНЫЙ ЧАС | Добавил: Коллега (26.04.2010)
Просмотров: 4079 | Комментарии: 2 | Рейтинг: 4.7/9
Всего комментариев: 2
2 ketrin2021  
0
Потрсающе! Великолепное произведение! thumb

1 yfcnz  
0
cry

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]